Юткин тоже не читал газет и не ходил к Карабасу смотреть телевизор. Вырвавшись, убежав из того мира, он боялся его соблазнов. Здесь он отдыхал, отдыхал душой. Физически, пожалуй, приходилось трудиться больше, проверка ящиков в такой холод для Юткина, всю жизнь просидевшего в теплом цехе, была неприятной процедурой. А вот душа отдыхала. Никто ничего не требовал, не говорил ему, что он мужчина. Юткин ни за кого не отвечал, ни за кого не переживал, не страдал. Спокойствие – вот что обрел Юткин.

Но мир, из которого, как считал Юткин, он ушел, напомнил о себе, дал понять, что уйти из него, пока живой, нельзя. Где-то в начале апреля в техэтаж ворвались молодые пьяные парни с бейсбольными битами, избили всех без разбору, причем Карабасу досталось больше всех, он единственный пытался оказать сопротивление, остальные встретили побои, как что-то обязательное в их жизни, и лишь только прикрывали головы. Потом парни изнасиловали Мальвину…

Во время этого скотства и нагрянула милиция…

Когда на молодчиков, враз превратившихся в покорных овечек, надели наручники, лейтенант, приглядевшись к Юткину, спросил:

– Как фамилия?

– Юткин, – не сразу ответил Юткин, привыкнув откликаться на Пьеро.

– Юткин… – медленно повторил лейтенант, вспоминая. – Юткин, Уткин… Давно освободился?

– Я не сидел.

– Задерживали?

– Нет.

– Откуда же я твою фамилию и рожу знаю? – лейтенант еще раз поглядел на Юткина и ушел.

Юткин, потоптавшись на месте, присел рядом с Мальвиной на кровать. Он был бы рад, если бы изнасилование Мальвины произошло без него, в его отсутствие, тогда ничего не надо было бы говорить, но раз произошло при нем, надо было как-то утешить Мальвину, что-то сказать…

Мальвина сидела, обхватив ладонями колени, и глянула на Юткина заботливо-тревожным взглядом:

– Больно?

– Есть немного.

– Ничего, все пройдет. Умрем мы, умрут и эти парни. Мне их жалко. Они качают силу, издеваются над другими, а смерть рядом, она у них за спиной и смеется над ними. Все пройдет, а пока надо жить, надо терпеть. Я, наверно, полежу немного. Если хочешь есть, согрей чайник, – Мальвина легла, повернувшись к стене и подогнув колени.

Юткин положил ей руку на плечо, посидел, но вскоре тоже лег, прижавшись к Мальвине и обняв ее.

А утром снова нагрянула милиция. Лейтенант, тот, что вечером спрашивал фамилию у Юткина, удивленно его разглядывая, сказал:

– Ну ты, мужик, даешь. На тебя баба в розыск подала, а ты тут ошиваешься. Такая женщина, квартира приличная, чего тебе надо? Собирайся, пошли.

Юткин глянул на Мальвину, та в ответ улыбнулась своей всепрощающей улыбкой, тихо сказала:

– Надо идти.

Держась за перевязанную голову, Карабас вслед бросил:

– Принцесса с помощью милиционера нашла своего принца, примерив ему кирзовый сапог.

Подвели к машине, и лейтенант, открыв дверцу, спросил:

– Он?

Варвара – это у нее спрашивал милиционер, – сдерживая рыдания, кивнула.

– Садись, – подтолкнул лейтенант Юткина. – Поедешь к мамочке.

Юткину хотелось убежать, спрятаться, по глазам Варвары Юткин понял, что он из себя представляет, стеклянная стена, разделяющая два мира, исчезла, и Юткин сам ужаснулся своему виду, который отражался в глазах Варвары.

Молча доехали до дома, молча поднялись на свой этаж. С каждым этажом безразличие Юткина испарялось, он уже боялся, как бы не вышел кто-нибудь из соседей и не увидел его в таком виде. Юткин злился на себя за эти мысли, но они не уходили. Обретенное было спокойствие рушилось.

Вошли в квартиру, и Варвара приказала:

– Иди, вымойся. Я не могу с тобой говорить, когда ты так выглядишь.

Воду в ванне Юткину пришлось менять дважды, но радости от помывки, блаженства он не испытывал, Юткина беспокоил предстоящий разговор с женой.

Переодевшись в чистое, Юткин почувствовал себя так, словно лишился защитного панциря, открылся перед неприятностями, что несла с собой жизнь. Стоял, не решаясь выйти из ванной, она была последним убежищем, последним местом, где он был защищен, ванная была гранью между Пьеро и Николаем. Стоял, смотрел в зеркало. Зеркало, не узнавая Юткина, безразлично повторяло его небритое, как бы припухшее лицо, «бичевский» загар… Да Юткин и сам не находил того прежнего Николая в безжизненных глазах Пьеро.

– Николай, ты что там застрял? – встревоженный голос Варвары вывел Юткина из оцепенения, он тяжело вздохнул и вышел из ванной.

– Ты что так долго, пошли есть, а то все уже остыло, – Варвара, как только что сам Юткин, вглядывалась в его лицо, видимо, пытаясь разглядеть знакомые, родные черты в этом чужом человеке.

Ели молча, и Юткин, ожидая горьких слов, упреков, вспомнил, что раньше, когда дочь была маленькой, и он за что-то принимался ее ругать за столом, Варвара всегда говорила: «Дай дочери спокойно поесть, никогда не ругай за столом». Видимо, это правило она соблюдала и сейчас, и Юткин тянул время, ел, медленно пережевывая, попросил налить еще чаю, хотя уже был сыт. Но всему приходит конец, пришлось и Юткину вылезать из-за стола…

И сразу тот мир, из которого он пытался убежать, вцепился в него, словно говорила не Варвара, а мир, открыв его сердце, наполнял тревогой, страхом, безнадежностью:

– Ушел, бросил. А нам с дочкой что, от этого легче стало? Ты подумал только о себе, ведь за все время даже не позвонил, не спросил, как дочь. Жива ли? Как я?.. Не знаешь, что меня сократили… Поганая Горелова набирает на работу родственников, да еще родственников своего любовника… Я три месяца не могла устроиться на работу. Подрабатывала уборщицей. Дочка в каждом письме просит денег, надо платить за учебу… А я не смогу, я не достану столько. Но как я напишу ей об этом? Уже три месяца, как отключили телефон… Ты же мужик! Должен быть опорой семьи, а ты нас бросил…

Этот вечер был самым тяжелым в жизни Юткина, боль за дочь, за жену, презрение к самому себе терзали его сердце. Юткину хотелось рыдать, биться головой об пол, чтобы только все забыть, ничего не знать, ничего не понимать, быть дураком. Только бы освободиться от всего этого…

Ночью, хоть и легли вместе, но лежали порознь. И Юткин подумал – брезгует.

Благоустроенная квартира, ванная, чистые простыни, чистое белье, хорошая еда – это то, чем мир заманивает, завлекает человека в свои сети, чтоб потом терзать его… Что-то вроде этого думал Юткин, лежа с женой.

А утром, дождавшись, когда жена уйдет на работу, Юткин ушел к Мальвине.

Деньги от Марии

Когда у Новоселовых училась в школе дочка Мария, в деревне появилась Инесса Рудольфовна, новая учительница